Книга Алексей Щусев. Архитектор № 1 - Александр Анатольевич Васькин

позднего архитектурного воспитания (60 и 70-е годы) отличалась беспринципным дилетантизмом, а подражание всевозможным стилям (при очень поверхностном ознакомлении с каждым из них) дошло до известного „разврата“. Это кидание из стороны в сторону, из одного мира идей и форм в другой стало еще более путаным, когда вдруг ни с того ни с сего возникли требования создания во что бы то ни стало чего-то нового, когда на сознание архитекторов стали давить разнообразные теории, ставившие непременным условием подчинение требованиям „конструктивности“. Принципы соблазняли своей логикой, но сами по себе они не создавали солидной почвы: они витали где-то в воздухе, им недоставало того, что может быть дает только время и накопление традиций»[35].

Нам важно попристальнее вглядеться в портрет учителя Щусева, чтобы увидеть, какие черты своего наставника он принял, какие отверг. Не менее любопытно и размышление про «скверное для зодчества время», сформировавшее Леонтия Бенуа. Условия, сопутствовавшие появлению зодчего Щусева не менее противоречивы, но его проекты никак не назовешь скороспелыми.

И если Бенуа-архитектор глазами своего брата-художника воспринимается не так однозначно, то Бенуа-педагог выглядит безукоризненно. Он воспитал прекрасное поколение первоклассных мастеров, работы которых на десятилетия определили развитие отечественной архитектуры, что позволяет считать его лидером архитектурной школы. Достаточно назвать такие имена как Владимир Гельфрейх, Лев Руднев, Иван Фомин, Сергей Чернышев, Владимир Щуко, Федор Лидваль, Оскар Мунц, Владимир Покровский, Николай Васильев, Николай Лансере, Мариан Лялевич, Мариан Перетяткович, Ной Троцкий и, конечно, Алексей Щусев.

Много зодчих воспитал Леонтий Бенуа, сам за себя говорит тот факт, что лишь его академическая мастерская могла похвастаться таким количеством студентов. С Бенуа мог соперничать в этом отношении только Илья Репин, но он-то занимался художниками! Неудивительно, что дважды в 1903–1906 и 1911–1917 годах Бенуа будет занимать пост ректора Высшего художественного училища при Академии художеств.

Биографы Бенуа отмечают, что необычайно энергичный и жизнелюбивый, он проявлял большой интерес к самым разным проблемам своего времени, порою даже не связанным непосредственно с его профессиональной деятельностью. А главным для него всегда оставалось зодчество с его специфическими задачами, необходимость решения которых еще более обострилась на рубеже конца XIX — начала XX веков. Щусев не мог не попасть под обаяние столь многогранной фигуры, совмещавшей в одном лице сразу несколько ипостасей: автор проектов и рисовальщик, градостроитель и общественный деятель, педагог и воспитатель новых талантов.

От своего учителя Щусев перенял удивительную щепетильность и аккуратность в работе. Леонтий Бенуа содержал свой архив в образцовом порядке: его эскизы и проектные чертежи, как правило, имеют точную датировку, записи разного содержания (нередко дублирующие друг друга) обстоятельны, подробны.

Еще одним учителем Щусева стал профессор Григорий Иванович Котов, крупный реставратор и архитектор, автор проекта знаменитого Никольского собора в Вене. С Котовым сложились теплые дружеские отношения. Как отмечал один из современников, у Щусева «была трогательная привязанность к своему учителю Г. И. Котову; когда он приезжал, он всегда останавливался у него. Можно было видеть, как они вместе бродили по улицам и набережным Ленинграда часами»[36]. Котов сыграет решающую роль в судьбе Щусева.

Но Алексей Викторович чутко прислушивался не только к словам своих преподавателей и учителей, но и к советам некоторых студентов-старшекурсников, среди которых особо выделялся Иван Жолтовский.

В чем-то начало творческого пути Жолтовского и Щусева было сходно. Оба они родились на захолустных окраинах Российской империи (Жолтовский — уроженец белорусского Пинска), с детства проявили свои недюжинные способности в рисовании, приехав покорять столичный Петербург, поступили в академию. Но Жолтовский, будучи на шесть лет старше Щусева, стал студентом в 1887 году и учился еще по старому уставу, что оказалось весьма важным обстоятельством. К тому моменту, когда Щусев только еще начинал учиться в академии, Иван Владиславович уже успел получить две серебряные медали. А вот звания художника-архитектора он удостоился на три года позже Щусева, в 1898 году. Зато на год раньше, в 1909-м, Жолтовский стал академиком архитектуры. И в дальнейшем пути двух мастеров не раз пересекались, а разнонаправленность этих путей очень метко обозначил архитектор Михаил Посохин: «Щусев и Жолтовский — эмоция и скрупулезное следование достижениям итальянской классики. Эти две противоречивые линии, сливаясь друг с другом, дополненные прогрессом, должны составить основу развития нашей архитектуры»[37].

Истоки вдохновения и первые проекты

Первый год обучения в академии стал для Щусева еще и временем постижения Петербурга. И если академические профессора, старшие коллеги учили его профессиональному мастерству, то Петербург прививал Щусеву то, чему не способен научить никакой наставник. Разве можно жить в Петербурге, не чувствуя его атмосферы? Северная столица прививала Щусеву хорошие манеры, формировала его вкус, общую культуру — культуру поведения и культуру мысли. Прибавьте к этому и ту разницу, которую он испытал, сравнивая свою новую среду проживания с незатейливым кишиневским житьем-бытьем.

Взять хотя бы театры, которых в Кишиневе просто не было. А в городе на Неве — их целое созвездие: и Александринка, и Мариинский, и Михайловский. Благодаря стипендии Алексей получил возможность прикоснуться к лучшим произведениям русского драматического и оперного искусства. Да и актеры на петербургской сцене выступали, прямо скажем, не самые последние. Это вам не заезжие в бессарабскую глушь гастролеры.

Откуда еще черпал Щусев вдохновение? Прежде всего, из архитектуры Петербурга и его окрестностей. Город-музей многому научил его, если можно так выразиться, сделал ему прививку от пошлости. Щусев часами любовался творениями выдающихся зодчих ХVIII — ХIХ веков — Росси, Растрелли, Кваренги, Валлен-Деламота, Монферрана, Фельтена, Трезини, Воронихина, Захарова, Стасова и многих других, придавших Санкт-Петербургу «строгий, стройный вид».

Первое студенческое лето Щусев провел на родине. Здесь у него появилась возможность применить полученные знания на практике. В имении своих хороших знакомых Апостолопуло Алексей не терял времени даром, составив проект постройки двух каменных сторожек.

А уже на следующий, 1893 год Щусев был официально приглашен в Кишинев на закладку нового здания его родной 2-й гимназии. Это стало несомненной удачей — во-первых, он вновь побывает в Кишиневе, во-вторых, встретится с младшим братом Павлом, да и еще с одним дорогим ему человеком — сестрой своего одноклассника, того самого Мишеля, что сидел с ним за одной партой, — Марией Карчевской. Девушка очень нравилась Алексею.

С непростой задачей сооружения гимназии Щусев справился отменно. Здесь впервые проявились особенности его творческого почерка. Искусствовед Николай Машковцев отмечал: «Я думаю, что здесь мы опять сталкиваемся с той чертой, которую я бы хотел вывести из первоначальных лет творческой жизни Алексея Викторовича, — с его глубоким демократизмом. Я думаю, что он очень хорошо понимал существо ремесла и умел его использовать. Об этом свидетельствует и такая постройка, как ИМЭЛ (Институт Маркса — Энгельса — Ленина в Тбилиси. — А. В.), которая мобилизовала мастеров народного творчества, которым